Родители потребовали, чтобы я не ела в самолёте ради их избалованного ребёнка — но я преподала им урок
Я и представить себе не могла, что однажды мне придётся бороться за право съесть протеиновый батончик в самолёте.
Но когда я столкнулась с самодовольными родителями, которые ставили спокойствие своего сына выше моего здоровья, я отказалась уступать.
То, что произошло дальше, оставило в недоумении весь ряд пассажиров.
Меня зовут Элизабет, и я люблю почти всё в своей жизни.
Я много работала, чтобы построить успешную карьеру маркетингового консультанта — несмотря на то, что иногда мне приходится жить буквально из чемодана.
Только за прошлый год я побывала в 14 городах по всей стране, помогая компаниям обновлять свои стратегии продвижения.
Бонусы вроде миль за перелёты — это приятно, а гостиничные завтраки уже стали для меня чем-то родным.
— Опять в поездке? — смеётся моя мама, когда я звоню ей из очередного аэропорта. — Ты как современный кочевник.
— Оно того стоит, — неизменно отвечаю я.
И правда стоит.
Я строю то, что имеет смысл: финансовую стабильность, профессиональное уважение и образ жизни, о котором всегда мечтала.
Всё в моей жизни работает, как часы, за исключением одной вещи — диабета 1 типа.
Мне поставили диагноз, когда мне было 12, и с тех пор он стал моим постоянным спутником.
Диабет 1 типа означает, что моя поджелудочная железа не вырабатывает инсулин — гормон, регулирующий уровень сахара в крови.
Без уколов инсулина и постоянного контроля уровень глюкозы может резко взлететь или упасть — и то, и другое может закончиться госпитализацией.
— Это часть тебя, — говорил мне когда-то мой эндокринолог. — Не ограничение, а просто то, что нужно учитывать.
Я живу, следуя этим словам.
У меня в каждой сумке лежат таблетки глюкозы. Я ставлю напоминания на дозировку инсулина. И всегда беру с собой запасные перекусы, особенно когда в пути.
Моё заболевание не определяет меня, но требует внимания — особенно в дороге.
К счастью, большинство людей в моей жизни это понимают.
На работе для меня делают перерывы на встречи, друзья не возражают, если мне нужно перекусить, а стюардессы обычно без проблем приносят мне напиток раньше, если я объясняю, почему он мне срочно необходим.
Но, увы, не все понимают.
Не все осознают, что то, что для них — просто перекус, для меня — необходимость.
Как, например, случилось на моём рейсе из Чикаго в Сиэтл в прошлом месяце.
Я проснулась в 4:30 утра ради раннего совещания, пробежала через переполненный контроль в аэропорту О’Хара и успела сесть в свою посадочную группу буквально в последний момент.
К тому моменту, как я устроилась в своём кресле у прохода, я уже почувствовала привычную слабость — признак того, что уровень сахара падает.
Рядом со мной сидела семья из трёх человек.
Мать, на вид ей было около тридцати, расположилась через проход. Рядом с ней — муж. Между ними — их сын, лет девяти, с новым iPad Pro, беспроводными наушниками, стоившими, вероятно, больше моего месячного бюджета на еду, и с кислой физиономией, как будто сам факт полёта — оскорбление его величества.
— Мама, я хотел сидеть у окна, — проворчал он, усаживаясь.
— В следующий раз, милый, — улыбнулась мать. — Миленькая девушка у стойки не смогла поменять нам места.
Она погладила его по волосам, словно он был принцем, слегка расстроенным судьбой.
Мальчик тяжело вздохнул и начал пинать спинку переднего кресла.
Один раз.
Второй.
И снова. И снова.
Мужчина впереди обернулся с раздражением, но мать только извиняюще улыбнулась — и не остановила сына.
Я решила не вмешиваться. Полёт всего три часа. Я справлюсь.
Или так мне казалось.
Когда стюардессы закончили инструктаж, а самолёт начал руление, головокружение усилилось. Руки начали подрагивать.
Это был чёткий сигнал: мне срочно нужен сахар.
Я потянулась в сумку за протеиновым батончиком, который всегда держу под рукой.
Как только я его развернула, женщина рядом прошипела:
— Вы можете этого не делать? Наш сын очень чувствительный.
Я замерла, с батончиком на полпути ко рту, не веря своим ушам.
Но мать смотрела на меня с тем самым выражением — высокомерным, как будто я достала не еду, а наркотики.
— Простите? — переспросила я.
— Он чувствительный. Шуршание, запах, жевание — это всё его раздражает, — сказала она с неопределенным жестом.
— Это его… триггерит.
Я посмотрела на ребёнка, который в этот момент возился с ремнём безопасности и лупил по столу перед ним.
На вид — абсолютно здоровый, просто избалованный и неуправляемый.
— Я понимаю, но мне нужно…
— Мы были бы очень признательны, — перебила она. — Это ведь короткий рейс.
Я посмотрела на свои дрожащие руки.
Рациональный голос внутри хотел объяснить, что у меня диабет. Но моя старая привычка быть «удобной» победила.
Ну и ладно, подумала я. Подожду тележку с закусками.
Я тихо убрала батончик обратно и стала следить за уровнем сахара через монитор на телефоне.
Он стремительно снижался.
Тележка появилась примерно через 40 минут.
Я с облегчением наблюдала, как она приближается к нашему ряду.
Когда стюардесса подошла, я улыбнулась:
— Можно, пожалуйста, колу и белковую коробочку?
Но прежде чем я закончила фразу, отец мальчика резко обернулся и сказал:
— Никакой еды и напитков для нашего ряда, спасибо.
Стюардесса замерла.
— Простите?
— Наш сын, — он кивнул на мальчика, который был с головой в iPad — не отрывался ни на секунду. — Ему тяжело видеть, как другие едят.
Что?!
Я была в шоке, собираясь возразить, но тут вмешалась мать:
— Это всего пару часов. Вы surely сможете потерпеть.
Стюардесса продолжила двигаться, явно смущённая, но не желающая ввязываться в спор.
Я нажала кнопку вызова.
Отец снова наклонился через проход:
— Эээ, извините? Наш сын не переносит, когда рядом кто-то ест. Это его расстраивает. Может, проявите элементарную вежливость и откажетесь от еды, да?
Я посмотрела на него, на жену, на их сына, который даже не заметил происходящего — полностью поглощён игрой.
Часы издали сигнал — предупреждение о критическом падении сахара.
Мне срочно требовалась глюкоза.
Через несколько секунд вернулась стюардесса, но мать снова влезла:
— Ей ничего не нужно. У нашего сына сенсорные триггеры. Когда он видит еду — начинается истерика.
— Если вы не хотите сцену, лучше просто не кормите её, — сказала она с улыбкой, полной фальшивой заботы.
И вот тут моё терпение лопнуло.
Я повернулась к стюардессе, достаточно громко, чтобы слышал весь ряд:
— Здравствуйте. У меня диабет первого типа. Если я сейчас не съем что-то — могу потерять сознание или попасть в больницу. Так что да, я буду есть. Спасибо.
Несколько голов повернулись.
Пассажиры рядом замерли.
Пожилая женщина напротив ахнула и уставилась на родителей, как будто они сказали нечто ужасное.
Интонация стюардессы тут же изменилась:
— Конечно, мадам. Я сейчас всё принесу.
— Боже, с людьми вечно какие-то заморочки, — проворчала мать. — У моего сына тоже есть потребности! Он не выносит, когда другие едят, а он не может. Это называется эмпатия!
— У вашего сына — iPad, наушники и горсть Skittles, — сказала я. — Он даже не поднял глаз.
Я указала на разноцветные конфеты, рассыпанные у него на столике.
— Это другое! — фыркнула она.
Я вежливо улыбнулась, приняла еду и спросила:
— Знаете, как ещё это называется? Воспитание собственного ребёнка. А не контроль над всем салоном.
Я съела крекеры с сыром, выпила колу — и почувствовала, как уровень сахара стабилизируется.
Облегчение было мгновенным — и физически, и морально.
Минут через пять, стоило мне открыть ноутбук, как мать снова наклонилась:
— Мне кажется, я должна рассказать вам о состоянии моего сына…
Я не моргнула:
— Мадам, — ответила я спокойно. — Меня это не интересует. Я буду управлять своим диабетом, как сочту нужным. А вы — воспитывайте своего маленького короля, как хотите. Но я не буду рисковать своим здоровьем, потому что вы не можете справиться с истерикой.
— В следующий раз забронируйте весь ряд. Или летайте частным самолётом.
Повисла тишина.
Оставшиеся два часа прошли спокойно.
Мальчик так и не отвлёкся от своей игры.
А родители?
Они больше не сказали мне ни слова.
Этот полёт стал для меня уроком: защищать своё здоровье — это не невежливо. Это необходимость.
Самое важное, что вы можете сделать для себя — это не позволять другим принижать ваши потребности.
Моё заболевание невидимо, но реально. И у меня есть полное право справляться с ним так, как нужно мне.
Ничьё удобство не важнее чьего-то здоровья.
И этот урок стоит помнить — на высоте 10 тысяч метров или на земле.
